Хрущевка лофт: дизайн и ремонт двухкомнатной и трехкомнатной квартиры, примеры интерьеров

Стиль лофт в хрущевке — 89 фото

Лофт в хрущевке 42 кв.м

Евродвушка лофт

Хрущевка студия лофт

Зал в хрущевке в стиле лофт

Гостиная в стиле лофт икеа

Кухня лофт в хрущевке

Холостяцкая студия в стиле лофт

Кухня-гостиная в стиле лофт 12 кв.м

Лофт в хрущевке 30 кв.м

Студия лофт 30кв

Интерьер в стиле лофт в маленькой квартире хрущевке

Лофт в хрущевке 30 кв.м

Хрущевка студия лофт

Маленькая кухня ikea лофт

Хрущевка в стиле лофт

Стиль лофт в хрущевке

Кухня-гостиная в хрущевке в стиле лофт

Хрущевка студия лофт

Хрущевка студия лофт

Кухня лофт хрущевка

Спальня в стиле лофт в хрущевке

Хрущевка студия лофт

Квартира в панельном доме в стиле лофт

Хрущевка студия лофт

Кухня в хрущевке 6 кв.м лофт

Лофт Инмайрум

Гостиная лофт с кирпичной стеной

Интерьер в сталинке 56 кв. м

Гостиная в стиле лофт 17 кв

Кухня лофт хрущевка

Кухня лофт Инмайрум

Кухня лофт 4м

Проекты квартир в стиле лофт

Интерьер гостиной в хрущевке лофт

Однокомнатная хрущевка в стиле лофт

Уютный стильный интерьер

Лофт комната 12 кв м

Студия 30 кв в стиле лофт

Кухня лофт хрущевка

Современные интерьеры хрущевок

Кухня в стиле лофт в хрущевке

Комната студия в стиле лофт

Коридор в стиле лофт в хрущевке

Магия кухни Советск

Лофт в 2 комнатной квартире хрущевке

Кухня в стиле лофт 12м2

Лофт студия 45 кв

Гостиная с элементами лофта

Кухня в стиле лофт 14м2

Квартира студия лофт 30 кв

Лофт квартира студия 50кв

Квартира в стиле лофт

Студия 30 кв в стиле лофт

Кирпичная стена в прихожей

Стильные однушки

Кухня лофт с барной стойкой в хрущевке

Спальня в стиле лофт

Студия 28м2 в стиле лофт

Гостиная в стиле лофт в хрущевке

Комната в хрущевке в стиле лофт

Интерьер студии лофт

Интерьер хрущевки 44 кв м

Лофт 30 м2

Хрущевка в стиле лофт

Перегородка из кирпича в квартире

Квартира студия лофт 30 кв

Гостиная 16 м2 в стиле лофт

Кухня в стиле лофт в квартире п44

Кухня в стиле лофт 10 м2

Кухня лофт в хрущевке

Лофт в однокомнатной хрущевке

Кухня лофт 9м2

Кухня с гостинной 30кв м лофт

Квартира 47м2 в стиле лофт

Двухкомнатная хрущевка в стиле лофт

Студия в стиле лофт 30 м2

Лофт в маленькой квартире

Лофт в однокомнатной квартире хрущевке

Лофт спальня в хрущевке

Бежевый кирпич в интерьере

Кухня-гостиная 30 кв в стиле лофт

Квартира студия 40м2 в стиле лофт

Однушка в стиле лофт хрущевка

Интерьер лофт гостиная 15кв

Кухня лофт 6 кв м

Стиль лофт в хрущевке

Как создать лофт в хрущевке: основные моменты стиля

Очарование постиндустриального интерьера можно воссоздать в любой квартире, даже хрущевке. Главными станут брутальность и простор, любовь к дизайну, гармония и порядок.

Индустриальный стиль является продуктом экономического спада, который бушевал в США в 50-х годах. Он родился из необходимости развивать заброшенные промышленные цеха, в которых творческие люди создавали мастерские. Но сегодня – это жилье для богатых людей, синоним исключительности, минимализма и свободы. 

Лофты в Украине становятся популярными, потому что они ассоциируются с современной роскошью, и в то же время такие квартиры функциональны и выглядят потрясающе по сравнению с другими жилыми объектами из новой категории нового строительства. 

Следовательно, обычно их цена выше. Однако есть желающие оформить лофт в старых квартирах. Считается, что индустриальный стиль в хрущевке создать невозможно из-за небольшой площади. К счастью, есть рецепт, который называется soft loft. Но как обустроить такой интерьер?

Хрущевская квартира, которая будет устроена, как лофт, должна быть чрезвычайно светлой и максимально свободной, что, безусловно, является наиболее важными моментами. Лофты характеризуются довольно жесткими элементами, поэтому можно использовать такие материалы, как бетон, кирпич, камень, металл или стекло. Конечно, вам не нужно использовать их все сразу, потому что образ заброшенной фабрики может превратиться в плохую копию.

Нужно избавиться от перегородок и элементов зонирования (насколько это возможно), чтобы убрать все границы взаимосвязанных пространств (гостиная совмещена с кухней или спальней). Когда дело доходит до самых интересных элементов, которые создают стиль лофт, первыми предметами обычно являются индустриальные лампы, которые больше других демонстрируют промышленный стиль. 

Открытые трубы отопления и коммуникаций также станут идеальной постановкой в индустриальном сценарии. Современная мебель с брутальными и винтажными формами (старые деревянные предметы) дополнит интерьер. Что касается цветов, то в таких интерьерах приветствуются белый, серый и, конечно, «ржавый» кирпич. 

Белый и серый

Имитация промышленного пространства создается в цветовой гамме, в которой преобладают холодные и стерильные цвета (и, прежде всего, белого, полотняного и любого оттенка серого), так же и в декоре.

Именно серые цвета доминируют на стенах лофта, которые побелены, окрашены в локальных местах или использованы на акцентных стенах. Даже полы напоминают о выбеленном цвете – необработанный кирпич или паркет, окрашенные в светлые тона, являются идеальным дополнением к целому.

Важные акценты в индустриальном стиле

Часто дизайнеры выбирают для лофта брутальные строительные материалы, например, кирпичная стена особенно привлекательна в необработанном виде и окрашенная в белый или темно-серый цвет. Сочетание белых и гладких поверхностей с черной или темно-серой стеной с грубой текстурой поможет создать оригинальную комнату.

Оформление ванной

Стиль лофт в последнее время стал чрезвычайно популярным в обустройстве ванных комнат. Сырые кирпичные стены (или их имитация) и серый цвет – отличная идея для обустройства мокрой комнаты.

Но комната в индустриальном стиле не должна быть полностью серой. Конечно, лучшими будут оттенки как белого, так и серого, которые создают впечатление нейтральности. Чтобы слегка их разбавить, используйте добавки в оттенках бирюзового, черного, коричневого или охры (патина) или темно-красного (кирпич и ржавчина).

Мебель и детали

В завершении иллюзии промышленного пространства, мебель и декор должны быть, как можно ниже, создавая четкие горизонтальные линии. Дополнением будут служить зеркала и зеркальные поверхности, особенно те, в которых рама наименее заметна.

Стильные аксессуары, такие как шестерни, открытые кабели или черно-белая графика также помогут в создании желаемой атмосферы.

Для кого предназначен стиль лофт

Яркое, чистое и жестко оформленное пространство – это естественная среда для молодых, динамичных и творческих людей. Лофт предоставляет им необходимую свободу, благодаря которой они могут полностью сосредоточиться на своих увлечениях. Брутальная холодность пространства с грубыми сырыми поверхностями особенно понравится любителям минимализма. 

Теми:
стиль
индустриальный
белый
пространство
фабричный
серый
хрущевка
ванная в стиле лофт
мягкий лофт

Корпус

В этом месяце тысячи москвичей протестовали против планов переселить более миллиона человек, если их квартиры, построенные в 1950-е годы при советском лидере Никите Хрущеве, будут снесены. Российские власти говорят, что около 8000 малоэтажных домов находятся в аварийном состоянии, и обещают найти или построить для жителей более качественные квартиры. В то время как некоторые жители полуразрушенных домов празднуют, многие москвичи настроены скептически и подозревают коррупцию.

Только в конце 1950-х годов новая революция в советской повседневности началась с расселения коммуналок в «микрорайоны» на городских окраинах, где многие впервые в жизни получили возможность иметь казенную отдельную квартиру. В какой-то степени ситуацию смягчило массовое строительство некачественных пятиэтажек из бетонных блоков, получивших название «хрущевки» (или «хрущебы», что рифмуется с русским словом «трущобы», означающее трущобы).

В быту сталинка и хрущевка стали синонимом роскошного образа жизни для элиты и дешевого, некомфортного для остальных. Реформы Хрущева переселили около 30% советских горожан в отдельные квартиры на окраинах городов. До 1990, около 40% населения в городских центрах, таких как Ленинград, жили в коммунальных квартирах. Коммунальная квартира как форма жизни сочетала в себе футуристический дизайн и досовременный образ жизни.

Решение президента Владимира Путина в начале 2017 года ознаменовало начало конца в России для «временных» квартир советской эпохи — хрущевок, — в которых до сих пор проживают миллионы. 21 февраля Путин поддержал план по сносу и замене всех таких квартир, оставшихся в Москве, к концу 2018 года. По оценкам, 1,6 миллиона москвичей живут в квадратных пятиэтажных квартирах, названных в честь советского лидера Никиты Хрущева. Спустя десятилетия после того, как их запланированный срок службы в 25 лет истек, многоквартирные дома стали мрачным напоминанием о совсем другом времени.

В период с 1920-х по 1958 год городское население Советского Союза подскочило с 18 процентов до более чем 50 процентов, а жилья не хватало. Когда его граждане были втиснуты в коммунальные квартиры, а городское население продолжало быстро расти, жилищный кризис в хрущевском Советском Союзе был неотложным.

Поскольку бесплатное жилье было обещано советским гражданам, главной заботой при проектировании жилья была стоимость. В первых проектах использовались кирпичные и шиферные крыши, но позже для экономии денег были предложены простые битумные крыши с очень небольшим чердаком. Позже многоквартирные дома изготавливались секциями на заводе и собирались на месте без учета окружающей архитектуры и ландшафта.

Сборные хрущевки должны были стать временным решением, рассчитанным на то, чтобы просуществовать только до тех пор, пока не будет достигнут «полный коммунизм». По финансовым соображениям многоквартирные дома обошлись без «архитектурных излишеств». В квартирах обычно есть газовая плита и центральное отопление. Хрущевки также известны своей плохой звукоизоляцией — нередко сонный житель стучит монеткой по трубам отопления, пытаясь успокоить шумного соседа.

Приземистый дизайн был результатом советского требования, чтобы все здания выше пяти этажей были оснащены лифтом. Отказ от лифта означал, что конструкция была упрощена и значительно дешевле в строительстве. В результате вездесущего дизайна даже самые отдаленные уголки Советского Союза к концу правления Хрущева стали выглядеть одинаково.
Одна из причин решения снести оставшиеся в Москве хрущевки, вероятно, связана с соображениями безопасности: в последние годы в России рухнуло или взорвалось множество квартир советской постройки в результате утечки газа.

Несмотря на множество недостатков, эти квартиры были самым желанным жильем в советское время. Туда переселялись из коммуналки, а маленькие кухни, низкие потолки и плохая звукоизоляция принимались тем, что в каждой квартире жила одна семья.

Первым районом, полностью построенным из этих сооружений, были Черемушки в Москве, и эта практика повторилась по всей стране. Эти квартиры были так похожи друг на друга, что даже сегодня, если вы находитесь в одном из этих районов, трудно сказать, в каком вы городе. Эти многоквартирные дома продолжали строиться в России до 19 века. 85.

Человеческое лицо ядерного сдерживания

В 1958 году премьер-министр СССР Никита Хрущев попытался выгнать НАТО из Берлина, и возникла угроза ядерной конфронтации. Хрущев предупредил президента США Дуайта Эйзенхауэра, упорно отказывавшегося подчиниться советским требованиям, что «только сумасшедший» рискнет начать ядерную войну из-за разделенной немецкой столицы. Эйзенхауэр одновременно утверждал, что до этого не дойдет, но что до этого может дойти: «Настоящего решения начать тотальную войну не придет, — заявил он уверенно, — но если оно придет, мы должны иметь корку, чтобы выполнить.»

Американский президент, вероятно, не знал, что Хрущев сказал о своем первом брифинге по ядерному оружию несколькими годами ранее: «Я не мог спать несколько дней. Затем я убедился, что мы никогда не сможем использовать это оружие, и когда я понял это, я снова смог уснуть». Но чтобы никто не подумал, что на самом деле означает, что мы никогда не сможем применить это оружие, Хрущев добавил: «Все равно мы должны быть готовы».

Эйзенхауэр понял бы эти противоречащие друг другу чувства, поскольку он тоже играл в хитрую балансирующую игру, настаивая на том, что вполне готов применить ядерное оружие, и одновременно настаивая на том, что ему никогда не придется этого делать. Как он и Хрущев знали, для предотвращения Армагеддона в термоядерный век требовалось найти внутреннего безумца, при этом сдерживая худшие импульсы безумца.

Стать членом

Этот психологический акт является сутью ядерного сдерживания — невероятно парадоксальной, но в то же время в высшей степени разумной идеей о том, что подготовка к войне — лучший способ предотвратить войну. Сдерживание неизбежно является абстрактным и скользким понятием. Сегодня стратеги часто говорят о «восстановлении сдерживания» или «восстановлении сдерживания» в отношении различных противников, что побуждает некоторых наблюдателей задаться вопросом, не стало ли это понятие по существу бессмысленным. Но взгляд на раннюю историю холодной войны раскрывает более человеческий аспект сдерживания: психологические и эмоциональные требования, которые оно предъявляет к тем, кто отвечает за его создание и поддержание.

В этом эссе вновь рассказывается о неопределенных и полных страха первых годах ядерной эры на основе моей серии подкастов War on the Rocks «Самое ужасное оружие». Как показано в подкасте, людям, ответственным за огромные и постоянно растущие атомные арсеналы, пришлось участвовать в странной когнитивной игре, чтобы нормализовать существование ядерного оружия в своем сознании. Даже когда они работали над тем, чтобы сделать оружие более устрашающим, а обещание его использования более правдоподобным, им приходилось постоянно убеждать себя в том, что эта ужасающая сила никогда не будет использована — именно потому, что она изначально существовала. Это было время неопределенности и морального смятения, омраченное ощущением надвигающегося кризиса. Столкнувшись с отсутствием хороших вариантов, лидеры холодной войны решили сделать ставку на выживание человечества, опираясь на сбивающую с толку или, возможно, утешительную мысль о том, что ядерной войны никогда не будет, если только обе стороны останутся непоколебимо приверженными ее ведению.

Спустя семьдесят пять лет после начала атомной эры ощущение кризиса практически исчезло. Ядерное сдерживание, похоже, возобладало, но его «истязательная логика» не менее расстраивает лидеров, которые должны одновременно обещать войну и мир. На заре ядерной эры встал неразрешимый вопрос: должны ли мы готовиться к немыслимой ядерной войне, чтобы сохранить хрупкий ядерный мир? Сегодня, хотя мы, возможно, не так остро это осознаем, тот же самый вопрос, до сих пор оставшийся без ответа, висит над всем человечеством.

Комплексное государственное управление ядерным сдерживанием

Гарри С. Трумэн был единственным человеком в истории, когда-либо отдавшим приказ о ядерной атаке, и он ненавидел мысль о том, что придется делать это снова. Во время раннего обсуждения послевоенных военных вариантов помощник напомнил ему: Президент, у вас в рукаве атомная бомба». Унылый ответ президента: «Да, но я не уверен, что его когда-нибудь можно будет использовать».

Тем не менее, именно Трумэн отправил бомбардировщики с ядерными боеголовками обратно через Тихий океан, чтобы продемонстрировать решимость США в Корее, Трумэн дал зеленый свет критически важному расширению ядерного арсенала США, а Трумэн назвал Роберта Оппенгеймера «плаксой», когда физик, руководивший Манхэттенским проектом, сетовал на то, что его руки были в крови. Возможно, самым важным было то, что именно Трумэн решил, что Соединенные Штаты будут первыми, кто разработает водородную бомбу. Группа ученых выступила против этого, предупредив, что разрушительная сила так называемой супербомбы может сделать ее по сути оружием геноцида. Но Советы только что испытали свою первую атомную бомбу, и план поставить ядерное оружие под международный контроль провалился. Трумэн поддался логике того, что уже превратилось в гонку вооружений. — Какого черта мы ждем? он спросил. «Давайте продолжим». Как только стало ясно, что холодная война не исчезнет, ​​Трумэн отбросил все сомнения, которые у него могли быть, и сосредоточился на превращении Соединенных Штатов в ядерную сверхдержаву.

Тем не менее, отделить общественный долг от личных эмоций было трудно. Сделав звонок по поводу водородной бомбы, Трумэн попытался обосновать свое решение, но его слова показали, насколько противоречив он сам. «Мы собираемся использовать это для мира и никогда не использовать для войны», — сказал он. — Я всегда говорил это, и ты увидишь. Это будет как ядовитый газ, который больше никогда не будет использован». Как оказалось, он до сих пор был прав (насчет водородных бомб, а не ядовитого газа). Но интересно, верил ли он, что это оружие никогда не будет использовано?0053 из-за явного ужаса, который они влекли за собой, или вопреки ему.

Двоемыслие о сдерживании стало еще более очевидным при Эйзенхауэре. Бывший верховный главнокомандующий союзными войсками в Европе вступил в должность вскоре после того, как Соединенные Штаты и Советский Союз испытали термоядерные бомбы. Ядерный конфликт, ранее считавшийся просто более сложной версией Второй мировой войны, теперь стал синонимом конца света. Вот почему многие сочли нелогичным и даже отвратительным, когда Эйзенхауэр, видевший ужасы войны на европейском континенте, принял политику «массированного возмездия». Идея заключалась в том, чтобы пригрозить серьезным ядерным ответом на любые советские провокации, чтобы сэкономить деньги на обычных вооруженных силах в Европе и сделать мысль о войне настолько ужасающей, чтобы она никогда не могла произойти: угрожать войной, чтобы предотвратить войну.

Однако, чтобы заставить эту раннюю форму ядерного сдерживания работать, Эйзенхауэру пришлось показать, что он имел в виду то, что говорил. Так он боролся против представления о том, что ядерное оружие относится к какой-то особой, непригодной для использования категории, указывая в официальных документах и ​​собственных заявлениях, что ядерное оружие ничем не отличается от обычного. «Я не вижу причин, — утверждал он, — почему бы их не использовать точно так же, как вы использовали бы пулю или что-то еще».

Однако ни один другой президент не воплощает так ярко противоречия ядерного сдерживания. Несмотря на то, что Эйзенхауэр обещал массированные ответные меры и демонстрировал свою готовность пойти на ядерную грань в таких местах, как Берлин и Тайвань, он был в глубоком конфликте по поводу ядерного оружия. Он понимал, что победа в термоядерном конфликте не будет иметь ничего общего с триумфальной победой 1945. «Что вы делаете с миром после того, как одержали победу в такой катастрофической ядерной войне?» — спросил он. В другой раз он мрачно заключил, что «единственное, что может быть хуже поражения в глобальной войне, — это ее победа».

Невозможно знать, осуществил бы когда-либо Эйзенхауэр свои ядерные угрозы. И трудно сказать, ощущал ли он какое-либо противоречие между своими словами, действиями и эмоциями. Скорее всего, он рассматривал массовые ответные меры как логичный способ предотвратить войну, а не как нечто, что ее провоцирует. Тем не менее Эйзенхауэр задавался вопросом об агрессивной ядерной и военной позиции, которую он сам способствовал созданию. В той же прощальной речи, в которой он классно предупреждал о военно-промышленном комплексе, президент, однажды сказавший: «Если русские хотят войны из-за Берлина, они могут ее получить», выразил сожаление по поводу того, что не сделал мир более безопасным от ядерного террора. :

Разоружение с взаимным уважением и доверием является постоянным императивом. … Признаюсь, я слагаю свои официальные обязанности в этой области с определенным чувством разочарования. Как тот, кто был свидетелем ужаса и затянувшейся печали войны, как тот, кто знает, что еще одна война может полностью уничтожить эту цивилизацию… Хотел бы я сказать сегодня вечером, что прочный мир не за горами.

Как сказал мне биограф Эйзенхауэра Уилл Хичкок в третьем эпизоде: «Очевидно, что в Эйзенхауэре и его великой стратегии есть напряжение. С одной стороны, он человек, который очень хочет избежать войны. И тем не менее, здесь он наращивает этот огромный ядерный арсенал, а также совершенно небрежно говорит со своими советниками об использовании ядерного оружия так же, как если бы это было обычное оружие войны».

«Но, конечно, — добавил Хичкок, — это напряжение не является напряжением Эйзенхауэра. Это напряженность самой холодной войны».

После Эйзенхауэра администрация Джона Ф. Кеннеди пришла в надежде найти более разумные ядерные решения. Потрясенный характером массированного возмездия по принципу «все или ничего», министр обороны Роберт Макнамара и его команда «одаренных детей» придерживались предположительно более гуманного подхода, называемого гибким реагированием. , мы могли бы найти индивидуальные, пропорциональные ответы, чтобы держать ядерное оружие под контролем, в то же время используя его мощь. Тем не менее, как утверждает ученый-ядерщик Фрэнк Гэвин, гибкое реагирование мало чем отличалось от системы, которую оно стремилось заменить. Вскоре Макнамара пришел к выводу, что попытки спланировать управляемую ядерную войну невозможны. И поэтому оставался вопрос: существовала ли какая-либо форма ядерного сдерживания, которая не подвергала бы риску именно тот катаклизм, который уничтожит цивилизацию, которого пытались избежать Кеннеди и компания? Абсурдность гонки вооружений, кажется, порождала абсурдные решения, которые были худшим вариантом — за исключением, пожалуй, всех остальных.

По другую сторону холодной войны советский лидер Никита Хрущев предложил подобное исследование ядерных противоречий. Как сказал мне российский ядерщик Павел Подвиг в пятой серии, у Хрущева было гораздо более сложное отношение к ядерному оружию, чем, скажем, у Иосифа Сталина или Мао Цзэдуна. «Он был буквально напуган мощью ядерного оружия и возможностью ядерной войны», — сказал Подвиг. «В то же время Хрущев был вполне готов рассматривать это оружие как политический инструмент». Как показали кризисы в Берлине и на Кубе, Хрущев, заведомо неуверенный в себе человек, был готов использовать ядерные угрозы, чтобы надавить на своих врагов. И это несмотря на его убеждение в том, что ядерное оружие никогда не может быть применено, а может быть, благодаря ему. Подобно Эйзенхауэру, Хрущев умело балансировал между двумя столпами сдерживания: демонстрировал ядерное оружие, обещая, что оно никогда не будет применено. И, как и в случае с Эйзенхауэром, эти две идеи каким-то образом дополняли друг друга и противоречили друг другу.

Некоторым коллегам Хрущева балансировать было сложнее. Министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов не мог понять идею ядерной войны, потому что взаимное уничтожение подрывало марксистско-ленинскую веру в то, что социализм победит капитализм в грядущей войне. Молотов был настолько предан классовой войне, что списал со счетов возможность того, что эта война может быть ядерной. «Как можно утверждать, — спрашивал он, — что цивилизация могла погибнуть в атомной войне? Можем ли мы заставить народы поверить, что в случае войны все должны погибнуть? Тогда зачем нам строить социализм? Зачем беспокоиться о завтрашнем дне? Лучше бы сейчас всех гробы снабдили».

Комментарии Молотова — замечательная иллюстрация преднамеренной слепоты, скручивания себя в узлы, чтобы не столкнуться с ужасающей реальностью ядерной эры. В отличие от Хрущева, Молотов просто не мог увязать ядерное оружие со своим существовавшим до этого мировоззрением. Хотя это мировоззрение было искажено идеологией, Молотов в каком-то смысле имел более честный взгляд на ядерное оружие, поскольку отказывался держать в голове сразу две противоречивые идеи.

Эмоциональная тяжесть Армагеддона

Оглядываясь назад, задаешься вопросом, каково было жить в те первые годы после Хиросимы и Нагасаки — быть государственным деятелем или ученым, впервые разрабатывающим политику в области ядерных вооружений. Было ли эмоциональное бремя сокрушительным, постоянное беспокойство о том, что что-то не так?

Исследование Линн Иден, стэнфордского ученого, изучавшего социологию планирования ядерной войны, предполагает, что испуганная реакция глав государств может быть исключением, подтверждающим правило. По словам Идена, у большинства рядовых планировщиков, которые работали над ядерным наведением, были организационные и психологические стимулы «отложить в сторону… чувство ужаса, которое у них могло быть». Ей нравится сравнивать этих мишеней с Дилбертом, офисным работником из комиксов, который олицетворяет тяжелую работу бюрократии. Их работа требовала, чтобы они преуменьшали человеческие последствия своей работы и относились к ядерному нацеливанию как к абстрактной технической проблеме — просто еще один день в офисе, планирующем Армагеддон.

Один бывший чиновник, участвовавший в планировании ядерной войны, сказал Идену, что чтение военных планов стало «эмоциональным бременем. Вы начинаете упускать из виду, что говорите о конце цивилизации. Вы смотрите на это и думаете, что однажды вам, возможно, придется использовать один из этих [планов], и это просто ошеломляет». Чиновник продолжил: «Я думаю, что когда вы достаточно долго работаете над таргетингом, вы… должны перестать думать о том, что на самом деле означает выполнение одного из этих вариантов. Потому что я не знаю, как бы ты смог жить с самим собой, если бы знал.

Ежедневная рутина не оставляла места для эмоциональной реакции или моральной уверенности. Вместо них люди надели шоры, чтобы защитить себя от реальности — мало чем отличаясь от Молотова, скрывающегося в утешительных принципах ленинизма, чтобы не думать о том, что на самом деле может означать ядерное оружие.

Лоуренс Фридман, известный ученый-ядерщик и автор книги Сдерживание , сказал мне, что сдерживание вызывает психологический дискомфорт, потому что оно основано на бездействии, а не на действии. «Вы просите людей разработать это оружие, управлять системами», — сказал он. «И идея о том, что они могут сделать это как какую-то тщательно продуманную шараду, всегда будет трудной. Они всегда будут хотеть — им нужно будет что-то делать в случае кризиса».

На протяжении всей ядерной эры тот факт, что наша безопасность, похоже, зависит от нашей готовности уничтожить своих собратьев, никого не радовал. Эта тревожная реальность подтолкнула левых активистов за замораживание ядерного оружия к разоружению, точно так же, как она побудила Рональда Рейгана искать противоракетный щит вокруг Соединенных Штатов. Как сказала мне дипломатический историк Сьюзи Колборн в подкасте: «Что вы будете инвестировать и создавать оружие, способное уничтожать города, мирных жителей, всю планету, жизнь, какой мы ее знаем, во имя обеспечения безопасности — то есть для поколений людей, неудобный аспект сдерживания, чтобы сидеть с ним».

Джош Ровнер писал на этих страницах в 2017 году, что логика сдерживания «никогда не привлекала политиков, которые борются против идеи о том, что морально приемлемо оставлять своих граждан открытыми для уничтожения и держать в заложниках миллионы иностранцев». Тем не менее, заключил он, лидеры придерживаются сдерживания, потому что считают, что это лучшая альтернатива, которая у них есть. Кажется, это то, что Трумэн, Эйзенхауэр, Хрущев и другие узнали, когда боролись — но в конце концов научились жить с — психологическим бременем ядерной холодной войны. Как заключил Фридман, «Император Сдерживающий может быть голым, но он все еще император».

История и смирение  

История ранней ядерной эры — это история безликих, угрожающих арсеналов, растущих все больше и больше в ответ на абстрактные теоретико-игровые расчеты первого и второго ударов. Но это также история борьбы — и неудач — отдельных лиц, принимающих решения, людей, создающих систему, которую они ненавидели, но которая, как они надеялись, была лучше, чем альтернативы. Ядерное сдерживание не было математическим результатом количества и типов боеголовок. Это была система, которая годами развивалась людьми и их выбором. Иногда это развитие было преднамеренным, а иногда сдерживание было крещено огнем, поскольку Корея, Тайвань, Берлин и Куба предлагали слишком много возможностей для полевых испытаний концепции. Но все это время ответственные люди спотыкались в темноте, преследуемые воспоминаниями о прошлой войне, пытаясь осветить путь вперед.

Поставить себя на место этих лидеров не значит снять с них ответственность. Мы можем определить ряд моментов принятия решений, когда лидер мог бы сделать другой выбор. Трумэн начал работу над водородной бомбой вопреки советам экспертов, а Эйзенхауэр несколько раз ставил страну на ядерную грань, не говоря уже о роли Хрущева во главе тоталитарной диктатуры с длинным списком преступлений, более ужасающих, чем игра с ядерным огнем. Действительно, мы можем и должны подвергать сомнению решения лидеров развивать более крупные ядерные арсеналы и более разрушительные военные планы, даже если они делали это, чтобы предотвратить их использование. Многие из тех, кто занимал эти руководящие посты, теперь утверждают, что есть лучший путь.

Однако ученые не уверены, что лидеры заслуживают порицания за созданную ими систему. Как сказал мне Алекс Веллерштейн из Технологического института Стивенса:

Я думаю, что самым большим сюрпризом для молодых людей, когда они узнают об этом, является… то, что люди, которые все это подстраивали, они не злые люди, по большей части часть. Некоторые из них могут быть немного нестабильными время от времени. Но они просто люди-люди. И пришли к выводу, что наилучший вариант – это создание системы, имеющей недостатки, которые безмерно видны и были видны даже в то время.

Мнение Веллерстайна о том, что изучение истории заставляет нас скромно относиться к выбору, с которым сталкиваются политики в ядерной области, широко разделялось опрошенными мной экспертами. Иден сказала мне в Эпизоде ​​1, что она почувствовала, как ее моральная уверенность угасла:

Я нахожу бомбардировки Хиросимы и Нагасаки ужасающими. Хотя, думаю, если бы я тогда принимал решения, я уже не чувствую себя уверенным, что не заказал бы его. За многие годы я стал более скромным в отношении своей этической силы. … Я не ожидал, что скажу это… Я просто менее уверен в своей моральной позиции.

Сегодня политика может показаться лишенной скромности и сложности. Трудно представить, чтобы современные лидеры глубоко боролись с моральной двусмысленностью. Ядерная история дает основания как больше сочувствовать политикам прошлого и настоящего, так и более критически относиться к ним. Люди, которым мы доверяем нашу безопасность, — всего лишь люди. Но, конечно же, люди, которым они подчиняются, тоже люди — факт, что императивы управления могут сделать так, что об этом слишком легко забыть.

Никогда не поздно спорить о том, стал ли мир более безопасным местом в результате решений создать ядерное оружие, применить его, создать еще больше, а также угрожать его применением, и все это якобы для сохранения мира. Но эти дебаты не должны исключать — более того, они должны основываться на — понимании людей, которые боролись с этими вопросами от имени всей цивилизации. Ядерное оружие возложило ужасное, возможно, неразрешимое бремя на лиц, принимающих решения, — на простых людей, боровшихся с проблемой, которая бросала вызов самой их человечности.

Стать участником

Уша Сахай — аспирант Гарвардской школы Кеннеди и бывший главный редактор журнала War on the Rocks.